Автор: Оркен Динасилов
Существует популярный миф, который любят повторять финансовые консультанты: «нужно контролировать свои расходы». Было время, я и сам этим грешил. Но, давайте копнем глубже…
Удовольствие — это удовлетворение желаний. Мы рождены, чтобы желать и удовлетворять свои желания. В мозге, «аппарате» по принятию решений, этим процессом управляет нейромедиатор — дофамин. Таким образом, эта тяга вшита не только в нашу онтологию, но и в биологию.
«Если вы работаете с одним нейроном — это нейрология, если с двумя — психология».
— поговорка в Медицинской школе Гарварда
Люди способны получать удовольствие даже от того, что им вредит. Например, привычка страдать или обижаться. Казалось бы — зачем? Но и в этих состояниях люди находят внутреннюю выгоду. Психологи называют это рудиментарными, детскими стратегиями поведения.
Пожалел себя — стало легче. Надул губки — дали конфетку. Эти сценарии усваиваются с раннего возраста и могут бессознательно управлять людьми и во взрослой жизни, даже если они уже не работают.
В нейробиологии — это так называемая «дофаминовая петля» — феномен, при котором человек застревает в заученном цикле получения удовольствий. Самый наглядный пример современной реальности — пролистывание ленты в TikTok. Причем, как показали опыты Вольфрама Шульца на обезьянах, наибольший всплеск дофамина происходит от неизвестности. Каждое новое видео — как маленькое казино: вдруг следующее окажется ещё интереснее. Мы получаем всплеск дофамина не от самого контента, а от ожидания чего-то «вкусного».
«При достигнутом самопознании, утверждение и отрицание воли к жизни».
— Артур Шопенгауэр,«Мир, как воля и представление». Книга четвертая. О мире как воле. Второе размышление.
Артур Шопенгауэр — был радикальным детерминистом, отрицавшим всякую свободу воли. Он утверждал, что человек не может поступать иначе, чем позволяет его сущность. Даже если он осознаёт ошибки и страдает от последствий своих поступков, это страдание не меняет его волю, а лишь демонстрирует её неизбежность. По Шопенгауэру, даже раскаяние — это не признак свободы, а осознание своей предопределённости. Когда человек мучается раскаянием, он остаётся тем же самым — со всеми присущими ему наклонностями и желаниями.
Шопенгауэр утверждал, что интеллект способен понимать, но не управляет волей. Более того, люди не всегда осознают даже мотивов, которые ими движут. В психологии это известно как скрытые мотивы — когда подлинная причина поведения замещается рационализацией. Например, человек может считать, что много работает ради семьи, но в действительности он бежит от эмоциональной близости, которая его пугает, или доказывает себе свою ценность через успех. Сам он может искренне верить в озвученный мотив, не подозревая о глубинной причине. Это объясняет, почему одни и те же сценарии повторяются снова и снова — воля остаётся прежней, даже если сознание уже страдает.
«Когда наступило познание, в тоже время из ее средины поднялась любовь».
— Артур Шопенгауэр,«Мир, как воля и представление».
По Шопенгауэру, человека может изменить только катарсис — глубокое потрясение, экзистенциальная встряска, которая нарушает привычную цепочку стимулов и реакций. Старая воля ослабевает не потому, что её убедили или уговорили, а потому, что человек вдруг перестал хотеть того же самого. Старые стимулы больше не вызывают дофаминового отклика — они утратили свою притягательность. Это и есть сдвиг в сущности. Не поведенческая корректировка, а настоящая метаморфоза. По сути, со мной так и было — ошибки копились и раздавили. Я не «бросал» свои вредные привычки, они просто «отвалились» за ненадобностью — стали чуждыми, потеряли всякую ценность.
Но разве жизнь действительно так детерминирована? У философов нет единого мнения.
Дэниел Дэннет — компатибилист. Он считал, что осознание своей свободы и моральная ответственность за свои поступки, возможны даже в детерминированном мире. Воля, по его мнению — это функция сложных систем. Камень, брошенный свысока, не может зависнуть в воздухе или улететь в космос — его траекторией управляют законы физики. А человек может рефлексировать, анализировать, прогнозировать и делать осмысленный выбор — и в этом, пусть и ограниченном, но реальном смысле, он свободен.
Я нежно люблю и уважаю учения обоих этих философов. И мне кажется, или по крайней мере хочется верить, что они оба правы. Я постараюсь соединить воедино противоположные идеи двух великих мыслителей через философию экзистенциализма.
Честно говоря, у меня есть вопросы к экзистенциалистам (Кьеркегор, Хайдеггер, Сартр…). Их философия предполагает, что человек уже находится в состоянии зрелости и рефлексии, способен выдержать тревогу свободы и сделать по-настоящему сознательный выбор — не реактивный, не автоматический, а действительно свободный.
Но проблема в том, что большинству людей далеко до этого состояния. Они ещё не стали собой. Хайдеггер определяет это термином Dasein — «присутствие», «здесь-бытие». Это вброшенное в жизнь незавершённое бытие, в перспективе, всегда в процессе становления. Но, чтобы эта перспектива раскрылась, человек должен хотя бы осознать свою незавершённость — а это большая редкость.
По Хайдеггеру, большинство людей — это Dasein в состоянии неподлинности (Uneigentlichkeit). Оно ориентировано на вещи и погружено в повседневность, растворено в«Они» (das Man). В этом состоянии не осознаётся даже сама возможность быть собой, не говоря уже о готовности к экзистенциальному выбору.
Мне кажется, в этом и заключается слабость позиции и компатибилизма Дэннетта, и экзистенциалистов — они предполагают субъект, который ещё только предстоит создать. Через опыт, кризис и осмысление. Через крушение старой системы стимулов. Это, как разница между развлечением и искусством. Первое, пока мы в процессе, поднимает и удерживает настроение. Второе — расширяет границы сознания, восприимчивость к прекрасному. Вот, почему люди так много времени проводят в соцсетях, у телевизора или за видеоиграми, и так мало в галереях или за чтением сложной литературы.
«Если вы не знаете кто вы такой, то фондовый рынок — это самое дорогое место, чтобы это выяснить».
— Адам Смит (псевдоним Джорджа Гудмана)
Для алкоголика, употребление алкоголя — это удовольствие. Для наркомана, употребление наркотических веществ — это удовольствие. В этом они видят смысл жизни.
Тратить деньги — это тоже удовольствие. Большое удовольствие! Люди так и говорят, зачем тогда нужны деньги, если их не тратить?
Контролировать расходы — это всё равно, что уговаривать алкоголика не пить или наркомана не колоться. Зачем тогда существует алкоголь и наркотики, если их не употреблять? Утрировано? Нисколечко. Просто мы не в том месте проводим линию водораздела, и я сейчас постараюсь вам это доказать.
По научному, зависимости называется — аддикция. Это не просто вредная привычка, а патологическое стремление к получению удовольствия несмотря на разрушительные последствия. В случае с расходами — всё усугубляется через социальное давление, стремлением к статусу, желанием выделиться.
Покупка дорогой вещи даёт дофаминовый всплеск и одновременно — подтверждение собственной значимости. Это практически непреодолимое желание — удовольствие, ведь оно одобряется культурой, подогревается маркетингом и укореняется в социальной иерархии. Никакие таблицы учета не работают, потому что это уже не про деньги — это про онтологию и биологию.
Однако, дофамин так же управляет нашими достижениями, помогает решать сложные задачи, постигать знания, выдвигать и проверять гипотезы, делать научные открытия… — по сути, мы все так или иначе зависимы, вопрос лишь в том, от чего мы получаем удовольствие.
И в этом смысле, позиция Деннета — как лечение алкоголизма через «кодирование» и силу воли, что на практике, чаще всего не работает. Лично со мной сработало то, что говорил Шопенгауэр — катарсис, глубокий внутренний кризис.
«Всякая философия всегда теоретична, … по существу своему она только размышляет и исследует, а не предписывает. Становиться же практической, руководить поведением, перевоспитывать характер — это ее старые притязания, от которых она теперь, созрев в своих взглядах должна бы, наконец, отказаться.
… добродетели, как и гению, нельзя научить: для нее понятие столь же бесплодно, как и для искусства, и может служить только орудием».
— Артур Шопенгауэр
Я думаю, проблема в картине мира. Мы думаем, принимаем решения и действуем, каждый в контексте своей картины мира. И у нас она целостна; у физика-теоретика своя, у астролога и нумеролога своя, у атеиста своя и верующего своя. Вопрос лишь в качестве знаний, опираясь на которые человек формирует свою картину мира.
Слово «лошадь», для какого-нибудь россиянина из деревни Кукуево может означать некрасовскую «лошадку, везущую хвороста воз», для туркмена — ахалтекинца, а для нас, вполне возможно возникнет образ бешбармақа и қазы.
Именно поэтому запугивания нищей старостью, призывы к благоразумию, убеждения и аргументы — не работают.
Не потому что они логически неверны — а потому, что здесь просто другая логика. Человек не меняется от того, что его уговаривают. Он уже должен быть человеком с определённым «багажом». Или по крайней мере, желать трансформации — быть восприимчивым.
И вот здесь, как мне кажется, начинается настоящее поле для работы — не навязывать дисциплину снаружи, а взращивать осознанность изнутри, через перестройку картины мира — в диалоге внутреннего с внешним. Это и есть то, на чём должен основываться личный финансовый план: он не про деньги — он про человека. Про картину мира. Про волю. Через выстраивание внутренней архитектуры идентичностей в дифференцированную личность и кристаллизацию ценностей.
В начале XX века физиолог Алексей Ухтомский сформулировал принцип доминанты, объясняющий, как в нервной системе возникают и удерживаются устойчивые очаги возбуждения. Эти очаги подавляют другие процессы и определяют поведение человека и животных. Самый простой пример: если человек испытывает какое-то сильное желание, допустим, хочет в туалет, другие стимулы отходят на второй план — вижу цель, не вижу преград.
В конце XX века нейробиологи Джеральд Эдельман и Джулио Тонони разработали концепцию динамического ядра, описывающую механизмы возникновения осознания. Согласно этой теории, сознание рождается благодаря временной координации активности множества нейронных ансамблей, которая зависит от текущего опыта и восприятия. Например, узнавание предметов и лиц происходит за счёт взаимодействия зрительной зоны, памяти и эмоций.
Я не биолог, но интуитивно полагаю, что оба этих механизма — доминанта и динамическое ядро — управляют человеческими интенциями. Если научиться сознательно влиять на эти процессы, возможно, мы сможем освободиться от социального давления, описанного Бодрийяром, и сделать свой досуг подлинно личным выбором, а не продуктом чужого бизнеса. В таком случае утопия Кейнса о мире, где люди живут ради творчества и саморазвития, может стать реальностью.
«Бытие Dasein означает: быть-впереди-себя-уже-бытие-в-мире как бытие-при… Эта структура выражает то, что мы называем заботой (Sorge)»
— Мартин Хайдеггер.
Но внимание — не только физиология. В самом акте выбора и сосредоточения проявляется экзистенциальная структура человеческого бытия. То, на чём фиксируется внимание, есть не просто реакция на раздражитель, но выражение заботы (Sorge) — базовой установки, в которой человек всегда уже вовлечён в мир, предвосхищая себя и находясь среди других.
Иначе говоря, за нейронной динамикой и мотивацией стоит более глубокое — экзистенциальное — измерение: человек есть то существо, которое заботится, то есть вовлечено, ориентировано, экзистенциально направлено. Именно через это «экзистенциальное пробуждение» — осознание своей заброшенности, конечности и выбора — возможен выход из состояния автоматической обусловленности, из подчинённости общественному.
Современный человек говорит о «поиске себя», чаще всего подразумевая внешние маркеры: профессию, статус, стиль жизни, дело. Он ищет идентичность во внешнем — в желаниях, навязанных контекстом, в чужих образцах и ожиданиях. Но если забота (Sorge) — не выбор или характеристика, а изначальная структура бытия, то и поиск себя — это не движение наружу, а возвращение внутрь.
Идентичность в этом свете — не то, что можно сконструировать извне, а то, что необходимо обнаружить и структурировать внутри. Не создать, а раскрыть. Нет, всё таки сначала создать — отфильтровать, назвать и собрать из неявного, но присутствующего, а уж потом раскрывать.
«Dasein есть то, чем оно ещё не стало — оно проектирует себя на возможности, но уже вброшено в мир, в свою фактичность».
— Мартин Хайдеггер.
Поиск себя превращается в процесс экзистенциального собирания рассеянного — кристаллизации идентичности, осознания того, чем я уже являюсь, но ещё не выразил. Это не самопроектирование по образцу моды или карьеры, а возвращение к подлинному — к тому, что всегда уже определяло свою интенцию быть.
Когда человек собирает свою идентичность не снаружи, а изнутри — в опыте собственной заброшенности, в подлинной заботе о себе как о возможности, — он впервые обретает устойчивую точку опоры. Эта точка не в мире вещей и ролей, а в способе быть собой — быть разборчивым в отношениях с собой и миром. Только на этом фундаменте возможна настоящая дисциплина — не как внешняя принуждающая форма, а как естественное следствие собранности, структурированности внутреннего мира.
У читателей может сложиться впечатление, что я абсолютизирую внутренние ресурсы личности — будто идентичность возникает исключительно изнутри. Безусловно, она не рождается в вакууме: мы формируемся в диалоге с культурой, историей, обществом. Как показали Бергер и Лукман, личность не только усваивает внешние нормы, но и, достигнув целостности, способна возвращать миру свои смыслы. Это движение — от внутреннего к внешнему — и есть подлинный акт зрелости: человек становится не просто продуктом среды, но и полноценным актором трансформации социальной реальности.
Именно поэтому зависимость — это не просто биохимическая реакция или ошибка поведения: она затрагивает саму ткань идентичности и отношений человека с миром. Это форма бегства от себя, от внутренней пустоты, от неопределённости, которую человек не выдерживает. Он не знает, кто он, и не выносит этого незнания — поэтому заменяет его удовольствиями, рутиной, внешними идентичностями, которые можно «примерить».
И наоборот: когда возникает экзистенциальная кристаллизация — когда человек узнаёт себя как Dasein, как существо, уже-бытующее и заботящееся, — он становится способным к выбору. Тогда отказ от зависимости — не подвиг, а побочный эффект внутреннего разворота. А дисциплина — не аскеза, а форма любви к себе и возможности менять мир.
Можно сказать, что в человеке пробуждается «онтологическая доминанта» — устойчивая конфигурация смыслов, которые собирают его внимание, волю, действия в единый вектор. В этом векторе исчезает нужда бороться с соблазнами — потому что они теряют свою привлекательность. Внутренняя структура сильнее внешних раздражителей.
Личные финансы — одна из тех сфер, где внутреннее устройство человека проявляется особенно чётко. Деньги — это не просто средство обмена, это проекция воли, внимания и ценностей. То, как человек зарабатывает, тратит, сберегает и инвестирует, — это не только экономическое поведение, но и выражение его онтологического состояния — зеркало культурных установок и социальных сценариев, в которых эта воля формировалась. Поэтому финансовая зрелость — это не изоляция от общества, а способность выбирать в нём лучшее для себя — Sorge.
Если внутри — разрозненные импульсы, доминирует Das Man, чужие цели, моды, страхи и желания, — то и финансы управляются извне. Деньги приходят «не стесненные в средствах и способах», и утекают сквозь пальцы, потому что нет точки сборки. Попытка «взять себя в руки» через волевое усилие не работает: воля рассыпается, потому что не к чему прикрепиться.
Но когда возникает внутренняя структурированность, когда человек обнаруживает в себе Sorge — подлинную заботу о себе как о бытии-в-мире, — тогда финансовое поведение меняется качественно. Жизнь становится по-настоящему продуктивной, деньги начинают работать в направлении, заданном осознанной идентичностью и реальными жизненными целями. Возникает внутренняя мера — то, что можно назвать финансовой этикой и дисциплиной, но она уже не нуждается в постоянном контроле: она стала частью способа быть.
Таким образом, личные финансы становятся продолжением экзистенциального пробуждения: способом заботы о себе не как о наборе потребностей, а как об уникальной траектории существования.
Иначе говоря, наше внимание — это и есть наш выбор, наш компас. Оно показывает, кем мы становимся и во что вовлекаемся. Поэтому вопрос не в том, как «правильно» распоряжаться деньгами, временем или усилиями, а в том, что составляет центр тяжести нашей жизни — доминанту, динамическое ядро, вектор воли.
Внешнее давление ослабевает, и финансовая дисциплина прорастает изнутри, когда человек начинает иначе видеть, иначе чувствовать, иначе хотеть. Именно это и есть настоящая трансформация — не усилием воли, а сдвигом сущности.
И если мы действительно хотим устойчивых перемен — в жизни, в поведении, в деньгах — нам стоит начать не с бюджета, а с себя и картины мира. Не с ограничений, а с осознания. Только тот, кто видит, может выбрать. Только тот, кто выбирает, может быть свободен. Если мы всё равно от чего-то зависимы — пусть это будет ответственной зависимостью от подлинного себя!
Управляйте своей жизнью и личными финансами грамотно.
Сила в знаниях!